12 претендентов на статус адвоката, из тех, кто успешно прошел компьютерное тестирование – отвечали устно по билетам. Из них 10 сдали экзамен.
К разбирательству было назначено 9 дисциплинарных производств.
Одно из них, возбужденное в связи с частным постановлением суда, было отложено на основании ч.2 ст.23 КПЭА по просьбе адвоката, который по причине болезни не смог ознакомиться с дополнительными доказательствами, представленными судом накануне заседания.
Дисциплинарные производства в отношении двух адвокатов – А. и С. были возбуждены в связи с поступившим в АП ЛО частным определением Б-го областного суда. В нем ставился вопрос о привлечении адвокатов к дисциплинарной ответственности за нарушение ими положений ст.12 КПЭА в части обязанности адвокатов соблюдать соответствующее процессуальное законодательство, в данном случае – ст.ст.252, 334-336 УПК РФ.
Уголовное дело с участием этих адвокатов, осуществлявших защиту Ш., обвинявшегося в совершении преступлений, предусмотренных ч.1 ст.105 и ст.222 УК РФ, рассматривалось районным судом с участием присяжных заседателей. По делу присяжными был вынесен оправдательный вердикт и, как следствие, судом был постановлен оправдательный приговор.
Апелляционная инстанция отменила оправдательный приговор и направила дело на новое рассмотрение в тот же суд в новом составе. Среди оснований для отмены отмечалось неоднократное нарушение стороной защиты правил ст.ст. 252, 334-336 УПК РФ. Одновременно с апелляционным определением областным судом было и вынесено частное определение в адрес президента АП ЛО.
Претензии к адвокатам состояли в том, что они, в нарушение особого порядка исследования доказательств в суде присяжных, неоднократно задавали вопросы, не относящиеся, по мнению суда, к компетенции присяжных заседателей (в частности, о наличии у погибшего оружия, о принадлежности пистолета, ставшего орудием преступления, погибшему, о характеризующих погибшего данных, о причинах конфликта между обвиняемым и его братом – погибшим и т.д.).
Адвокаты в своих объяснениях в комиссию не соглашались с дисциплинарными обвинениями в этой части. Они пояснили, что защитительная позиция их доверителя состояла в том, что пистолет, который стал орудием причинения смерти погибшему, принадлежал не обвиняемому, а самому погибшему, что в процессе возникшего конфликта между братьями обвиняемый действовал в состоянии необходимой обороны, пистолета не имел и не хранил, а отнял его у напавшего на него брата. Оспаривание обвинения при такой позиции обвиняемого было невозможно, по мнению защитников, без выяснения указанных выше обстоятельств, в т.ч. при допросе свидетелей. При этом адвокаты руководствовались официальным толкованием ст.ст.252 и 335 УПК РФ, данным в Определении Конституционного суда РФ от 20.11.2020г. № 2634-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы Ерохина И.И. на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 252 УПК РФ».
Комиссия, изучив протокол судебного заседания на 225 листах и другие документы, предоставленные адвокатами, согласилась с их доводами.
Интересно, что кассационные жалобы адвокатов на апелляционное определение об отмене оправдательного приговора и на частное определение областного суда удовлетворены не были, но, тем не менее, в кассационном определении было отмечено, что вопросы, связанные с принадлежностью пистолета, который, по версии обвинения, являлся орудием преступления и хранение которого вменялось в вину обвиняемому, а также вопросы, связанные с возможностью совершения преступления другим лицом, могли задаваться свидетелям при присяжных заседателях с учетом позиции защиты о наличии в действиях обвиняемого необходимой обороны.
Единственное нарушение, которое усмотрела комиссия в действиях адвоката А. и которое признавал сам адвокат А., состояло в том, что он, будучи не согласным с действиями председательствующего, заявил возражения на его действия в присутствии присяжных заседателей, хотя этот вопрос являлся очевидно процессуальным и должен был рассматриваться в отсутствие присяжных.
В отношении адвоката Д. дисциплинарное производство было возбуждено по жалобе его подзащитного.
Суть претензий состояла в том, что адвокат Д. в прениях сторон по уголовному делу заняла позицию, отличную от позиции обвиняемого. Вынесенный судом обвинительный приговор апелляционной инстанцией был отменен в связи с нарушением права обвиняемого на защиту, т.к., по мнению апелляции, адвокат заняла позицию, противоречащую позиции подзащитного.
Из объяснений адвоката следовало, что подзащитный на протяжении всего судебного следствия вину в инкриминируемых ему деяниях признавал частично, поэтому адвокат в прениях эту позицию поддержала. Однако, в последнем слове подсудимый просил его оправдать, а суд удалился на совещание для вынесения приговора, не возобновив судебное следствие. Представленные комиссии документы подтверждали доводы адвоката.
При этом было установлено, что после изменения подзащитным своей позиции в последнем слове (в письменном изложении последнего слова, приобщенном к материалам дела, подсудимый просил суд вынести оправдательный приговор), адвокат эту позицию не поддержала, не заявила соответствующее ситуации ходатайство о возобновлении судебного следствия в порядке ст.294 УПК РФ. Это бездействие адвоката расценено как нарушение п.1 ст.8 и ч.2 ст.9 КПЭА.
В отношении адвоката М. дисциплинарное производство было возбуждено по жалобе ее доверителя, которому она оказывала юридическую помощь по трем поручениям, полученным на основании соглашений, заключенных с матерью доверителя:
1) составление кассационной жалобы на приговор и апелляционное определение;
2) повторное ознакомление с делом и изготовление для доверителя копий всех материалов дела;
3) участие в гражданском деле в качестве представителя доверителя по его гражданскому иску.
Заявитель утверждал, что адвокат не выполнила двух первых поручений, а по третьему не явилась в судебное заседание, на котором было вынесено решение.
Адвокат представила объяснения и материалы адвокатских производств, из которых следовало, что первые два поручения исполнялись ею еще в 2017 и 2018гг., документы по исполнению этих поручений у нее не сохранились.
В этой части с согласия адвоката комиссия пришла к заключению о необходимости прекращения дисциплинарного производства вследствие истечения двухлетнего срока, установленного ч.5 ст.18 КПЭА.
По п.3 было установлено, что адвокат, приняв поручение на участие в гражданском деле, участвовала в пяти судебных заседаниях, а в заседание, назначенное на 07.11.2019г., явиться не смогла по уважительной причине, т.к. участвовала в этот день в рассмотрении «стражного» уголовного дела, о чем предупредила и суд, и доверителя (мать истца, участвовавшую в деле в качестве представителя сына). Судом ходатайство об отложении разбирательства удовлетворено не было, что не могло быть поставлено в вину адвокату.
Комиссия пришла к выводу об отсутствии в действиях (бездействии) адвоката нарушения закона или КПЭА.
Дисциплинарное производство в отношении адвоката Я. было возбуждено по представлению и.о. начальника управления министерства юстиции России по Ленинградской области, в котором утверждалось, что адвокат Я., в процессе участия в гражданском деле по соглашению в качестве представителя председателя ДНП, ознакомившись путем фотографирования с материалами дела, в т.ч. с протоколами заседания правления ДНП, в которых содержались личные данные членов правления (адреса и паспортные данные), разместила фотографии этих документов в сети Интернет без согласия этих лиц.
Из объяснений адвоката и приложенных к представлению документов было установлено, что адвокат разместила эти документы в «закрытой», как она утверждала, группе в мессенджере. Однако, как было установлено, эта группа состояла не только из членов ДНТ, которым в силу закона эти документы были доступны для ознакомления, но и из «членов их семей».
Т.о., адвокат распространила персональные данные членов ДНТ без их согласия среди неограниченного круга лиц, которые, не являясь членами ДНТ и участниками судебного спора, свободного (законного) доступа к этим данным не имели.
В действиях адвоката комиссия усмотрела нарушение правил п.2 ст.8 КПЭА, которым адвокату предписано проявлять уважение к правам не только доверителей, но и других лиц.
С учетом объяснений адвоката вина ее в указанном проступке была установлена не в форме умысла, но в форме грубой неосторожности.
На этом заседании было также рассмотрено дисциплинарное производство в отношении адвоката Ш., отложенное ранее по просьбе заявителя – доверителя адвоката, заключившей с ней соглашение на защиту мужа на предварительном следствии. Данное производство было объединено с производством, возбужденным по жалобе самого подзащитного.
Жалобы содержали целый ряд претензий к адвокату, часть из которых комиссия сочла обоснованными.
Во-первых, комиссия установила, что адвокат получила от доверителя денежные средства сверх согласованных в соглашении условий о размере гонорара, не внося письменных изменений с соглашение.
Во-вторых, не исполнила принятых по двум дополнительным соглашениям с тем же доверителем поручений на участие в допросе свидетелей. Причем, комиссия установила, что данные поручения входили в предмет поручения, заключенного на защиту обвиняемого на предварительном следствии и не требовали отдельного соглашения.Комиссия посчитала недоказанными доводы адвоката о том, что соглашения на участие ее в допросах свидетелей были заключены в интересах этих свидетелей.
В-третьих, было установлено, что адвокат, заключив соглашение с доверителем Д. на «защиту Л.» (соучастника Д. по данному уголовному делу), согласия Л. не получала, а в соглашение внесла недостоверные сведения о доверителе, заключившем это соглашение (вместо данных Д. адвокат указала данные несуществующего лица), что расценено как действия, направленные к подрыву доверия.
Доводы жалобы Д. о том, что адвокат Ш. отказалась от его защиты после направления дела в суд, комиссия посчитала необоснованными, т.к. предметом поручения по соглашению была «защита Д. в 3-м отделе СЧ …», т.е. на предварительном следствии.
Жалоба М. в отношении адвоката Р. комиссией была расценена как необоснованная, а доводы ее недоказанными и опровергнутыми доказательствами, представленными адвокатом Р.
Адвокат Р. представила материалы досье, из которых следовало, что она добросовестно и квалифицированно осуществляла защиту М., поддерживала его позицию (он вину в инкриминируемых ему деяниях признавал частично), а в апелляционной жалобе настаивала на недоказанности вины М.
Дисциплинарное производство в отношении адвоката А. было возбуждено по жалобе К. Суть жалобы состояла в следующем. Адвокат А. оказывала в течение 2017-2019гг. юридическую помощь ООО «Г..» по соглашению с этим ООО, при рассмотрении арбитражным судом нескольких дел.
При этом, К. был заинтересованным лицом, т.к. ранее был акционером ООО, а арбитражные дела были связаны с возбужденным в отношении К. уголовным делом; К. консультировался у адвоката А. и по арбитражным делам и по уголовному делу.
Адвокат А., по утверждению К., приняла поручение на его защиту, но соглашение с ним не заключила, предложив денежные средства перечислить на счет коллегии «З.» адвокату М., не участвовавшему в деле, что доверитель и сделал. Позднее он узнал, что с адвокатом М. соглашение, оплаченное им, заключила адвокат А. в своих интересах (на консультирование ее как представителя ООО по арбитражным делам). Адвокат А. давала доверителю гарантии успешного разрешения уголовного дела, предлагая (через иных лиц) «решить вопрос за дополнительное денежное вознаграждение». После отказа адвоката А. от работы по уголовному делу доверитель К. потребовал от нее возврата уплаченного через адвоката М. гонорара, но ему было отказано. Его иск к адвокату А. первой инстанцией был отклонен, но апелляционная инстанция решение отменила, вынесла новое, взыскав гонорар, уплаченный К. адвокату М. по соглашению с А., с адвоката А. в пользу К. на основании ст.313 ГК РФ.
Адвокат А. возражала против доводов жалобы, считая, что жалоба К. является недопустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства. Она полагала, что К. ее доверителем не был, соглашение с адвокатом М. она заключала в интересах ООО, консультации по уголовному делу с К. и получение от него ряда документов (проектов показаний и др.) сводились к тому, что она искала ему адвокатов, готовых взяться за его защиту. Адвокат выражала свое несогласие с решением судов о взыскании с нее гонорара, уплаченного К. адвокату М., но кассационная жалоба ее удовлетворена не была (в ожидании кассации и по просьбе сторон дисциплинарное производство откладывалось). Адвокат отрицала какие-либо обещания и гарантии с ее стороны.
Комиссия, изучив материалы производства, выслушав адвоката, ее представителя и представителя заявителя, посчитала установленным, что жалоба К. являлась допустимым поводом для возбуждения производства.
Из объяснений самой А., из материалов гражданского дела, заверенной нотариально переписки адвоката А. с К. следовало, что между адвокатом А. и К. сложились отношения «адвокат- доверитель», причем, без надлежащего оформления этих отношений адвокатом в нарушение положений ст.25 ФЗ-63.
Комиссия установила, что адвокат поставила себя в долговую зависимость от доверителя, согласившись на оплату К. гонорара адвокату М., с которым адвокат А. заключила соглашение в своих интересах, что прямо следовало из текста этого соглашения и сопроводительных документов, направленных К. при оплате гонорара адвокату М. Эти действия адвоката А. были расценены комиссией как подрывающие доверие к адвокату.
Утверждения заявителя о том, что адвокат А. гарантировала ему положительный исход уголовного дела, предлагая воспользоваться недопустимыми средствами защиты, комиссия посчитала недоказанными.
Председатель Квалификационной комиссии АП ЛО
Н.М. Булгакова